— Так вот что, — задыхаясь, забормотал он, — теперь я понимаю… Нет, Владимир Ипатьич, вы только гляньте, — он мгновенно
развернул лист и дрожащими пальцами указал Персикову на цветное изображение. На нем, как страшный пожарный шланг, извивалась оливковая в желтых пятнах змея, в странной смазанной зелени. Она была снята сверху, с легонькой летательной машины, осторожно скользнувшей над змеей, — кто это, по-вашему, Владимир Ипатьич?
Неточные совпадения
Он подошел к столу, взял одну толстую запыленную книгу,
развернул ее и вынул заложенный между
листами маленький портретик, акварелью, на слоновой кости. Это был портрет хозяйкиной дочери, его бывшей невесты, умершей в горячке, той самой странной девушки, которая хотела идти в монастырь. С минуту он всматривался в это выразительное и болезненное личико, поцеловал портрет и передал Дунечке.
Он отпил чай и из огромного запаса булок и кренделей съел только одну булку, опасаясь опять нескромности Захара. Потом закурил сигару и сел к столу,
развернул какую-то книгу, прочел
лист, хотел перевернуть, книга оказалась неразрезанною.
Исправник вынул из кармана довольно замаранный
лист бумаги,
развернул его с важностию и стал читать нараспев.
Я отнес книги в лавочку, продал их за пятьдесят пять копеек, отдал деньги бабушке, а похвальный
лист испортил какими-то надписями и тогда же вручил деду. Он бережно спрятал бумагу, не
развернув ее и не заметив моего озорства.
В девять часов убрали самовар, и Белоярцев, попросив гостей к столу,
развернул мелко исписанный
лист бумаги, откашлянулся и начал читать...
Он
развернул тонкий
лист синей почтовой бумаги — фотография выскользнула оттуда.
Но судьба заставила ее
развернуть как раз тот
лист и натолкнуться на тот столбец, где было напечатано...
Синицын сморщил нос и через плечо едва взглянул прищуренными глазами на маленького человека. Для чего Ароматов ломался — я никак не мог понять. Доктор взял «проэкт»,
развернул несколько
листов чисто переписанной бумаги и прочитал выведенный готическими буквами заголовок...
Условия для его развития не могли не найтися: стоило понять и
развернуть скобки — как говорят математики — и древо познания и жизни развертывалось с зелеными шумящими
листами, с прохладною тенью, с плодами сочными и питательными.
После завтрака он разбирал в кабинете доставленную из города корреспонденцию. Хмуро и рассеянно, поблескивая очками, он разбирал конверты, одни откладывая в сторону, другие обрезая ножницами и невнимательно прочитывая. Одно письмо в узком конверте из дешевой тонкой бумаги, сплошь залепленное копеечными желтыми марками, подвернулось под руку и, как другие, было тщательно обрезано по краю. Отложив конверт, он
развернул тонкий, промокший от чернил
лист и прочел...
— Вре-ешь? — все еще весело спросил Взломцев. Евлампий Григорьевич
развернул портфель и вынул сложенный вчетверо
лист газеты.
Он указал Взломцеву столбец и строку. Старик надел черепаховое pince-nez, взял газету,
развернул весь
лист, отвел его рукой от себя на пол-аршина и медленно, чуть заметно шевеля губами, прочел указанное место.
Дмитревский взял письмо и сел на диван. Сломав печать, он вынул из конверта в четверо сложенный
лист толстой бумаги,
развернул его и стал читать.
Ранеев
развернул тетрадь и представил Даше несколько
листов на рассмотрение.
Тот
развернул его, и на его лице изобразилось крайнее недоумение.
Лист был чист.
Левонтий подал Федюковой чай. Она
развернула один из газетных
листов, принесенных с собою.